О том, как этому на 100% отечественному предприятию удалось занять прочную нишу на рынке и вырваться в тройку его лидеров, мы беседуем c директором SIA Fоrevers Андреем Жданом.
Рынок обхожу стороной
— Андрей, вы с чего начинали? У вас были удачно приватизированные площади, опыт руководителя, стартовый капитал?
— Начинали мы в 90–х годах на пустом месте. По профессии я технолог общественного питания — окончил Торговый техникум, ушел в армию, вернулся — началась перестройка. Поработал в мясном павильоне Центрального рынка. Потом открыли с компаньоном собственное маленькое производство по мясопереработке. Площади арендовали. Позже построили собственные первые цеха. Сейчас строим уже третье производство. Мощности позволяют увеличить объем продукции. Но в старых стенах стало тесно. Когда начинали, у нас были заняты четыре человека, сейчас — более 240.
— Почему вы не остались в торговле — наверное, там легче было бы сколотить капитал, чем на производстве?
— Первичный капитал мы заработали, но Центральный рынок — это среда, не очень приемлемая для меня. В морально–этическом плане. С тех пор в мясной павильон не захожу, уже лет 15 стороной обхожу. Это во–первых. А во–вторых, спекуляции — это явление временное. Они быстро начинаются и так же быстро заканчиваются.
А мясопереработка — сложный процесс, но интересный.
— Когда вам как владельцу предприятия было тяжелее — 15–20 лет назад или сейчас?
— Во все времена были свои сложности. В 90–е были наезды криминала, сейчас на бизнес цивильно наезжает государство.
— Некоторые ваши коллеги по отрасли утверждают, что производство мясопродуктов уже достигло потолка. А вы расширяетесь…
— Да, ресурсы рынка исчерпаны, конкуренция острая. Слабые игроки уйдут с рынка, сильные будут консолидироваться и станут еще крупнее. Это нормальный процесс — Эстония уже прошла через это.
Почему в Латвии овцы — экзотика
— Вы испытываете дефицит отечественного сырья?
— Говядиной Латвия себя обеспечивает на 100%. По свинине доступной статистики нет. В целом мы используем местное мясо на 30–40%, остальное — это импорт из Бельгии, Германии, Польши.
— А как насчет баранины? Мясо вкусное, экологически чистое…
— Но в Латвии — дорогое. Хотя во всем мире оно самое дешевое.
— Почему так?
— Чтобы баранина была дешевой, ее надо привезти сюда не менее тысячи тонн — целый корабль из Австралии или Новой Зеландии.
— Так в Латвии же шикарная кормовая база — полно лугов и сочной травы. Почему у нас не разводят овец?
— В Европе и Прибалтике традиционно самая популярная в питании — свинина, в меньшей степени говядина, а баранина — почти экзотика. И я сомневаюсь, что предпочтения наших потребителей изменятся. Спроса нет, потому и отары овец в Латвии держат единицы.
Банкиры оглядываются на политиков
— Насколько просто или сложно сегодня предприятию получить кредиты для развития производства?
— В свое время мы брали кредиты на сносных условиях, но к сегодняшнему дню погасили их. В ходе наших последних переговоров с банками я понял, что они прогнозируют достаточно негативный сценарий в связи с санкциями. Их отношение к промышленности будет зависеть от развития внешнеполитической ситуации.
Не успели и не потеряли
— Однако вы, как я понимаю, от санкций не пострадали…
— Мы не успели выйти на российский рынок. Точнее, у нас не получилось. Мы сделали экспериментально–тестовые поставки и поняли, что экспорт потребует слишком много затрат на согласование, организационные вопросы, маркировку. При этом у нас внутри Латвии росли продажи, и мы в начале прошлого года решили приостановить работу с российским направлением.
Но косвенно санкции на нас тоже повлияли. Экспортеры, которым перекрыли поставки в Россию, направили их в Латвию, и конкуренция на внутреннем рынке мясопродуктов ужесточилась.
— Сейчас народ помешан на здоровом образе. Многие снижают потребление животных белков, особенно колбас, копченостей. Как эта тенденция отражается на отрасли?
— Мы пока ее не ощущаем, но задумываемся на эту тему. Очевидно, что в перспективе колбас и сосисок будут покупать меньше. Вообще любовь к колбасам — это еще советская инерция. Сейчас наши люди перенимают традиции питания Западной Европы. Поэтому мы стали продавать больше свежего разделанного мяса и полуфабрикатов.
Супермаркеты — тяжелый партнер
— Вы ведь развиваете и собственную торговую сеть?
— Да, у нас 52 фирменных магазина в Риге и городах Латвии, и мы продолжаем открывать новые торговые места. Рост продаж у нас идет именно через собственные торговые точки. В обычной рознице обеспечить нормальный товарооборот и влиять на цены практически невозможно. Там идет игра в одни ворота: заработать должна торговая сеть, а не производитель. В ряде случаев поставлять что–либо в супермаркеты просто невыгодно — слишком большие торговые наценки, нас вынуждают участвовать в бесконечных акциях… К тому же в супермаркетах на прилавках слишком большой ассортимент, и продукция нашей марки среди него просто теряется. Добиться роста продаж в розничной торговле можно только какими–то нереальными титаническими усилиями и с финансовыми потерями. А в своих магазинах мы за счет минимизации издержек можем позволить себе продавать свою продукцию существенно дешевле.
Зачем мясу аскорбинка
— Не секрет, что в колбасах, сосисках, сардельках присутствуют красители, консерванты и пр. Из–за этого многие люди исключают эти продукты из своего рациона. Почему бы не производить биопродукты без Е–добавок?
— А мы их и производим. Но не много — спрос невелик. Такие изделия ведь существенно дороже, а на что люди сейчас в первую очередь обращают внимание в магазинах? На цены и скидки.
— Тем не менее сейчас проблемой Е–добавок серьезно озабочены врачи…
— Е–добавки — очень неоднозначная тема. Например, что такое Е–300? Это аскорбиновая кислота — витамин С. Мы не можем писать на маркировке «витамин С», потому что мы не производим лекарства.
— А зачем в сосисках витамин С?
— Он нужен, чтобы сосиски при хранении не приобретали оттенок серого цвета. Витамин С — это антиоксидант, который останавливает окисление. А в аптеке вы за ту же аскорбинку заплатите условно по 100 евро за килограмм в виде драже.
Или возьмите глютамат натрия. В Азии он считается специей и стоит на столе рядом с обычной солью. Вся Азия его постоянно потребляет и не считает вредным. А у нас на эту добавку почему–то пошла волна гонений.
Хотя во многих пищевых продуктах, в тех же прохладительных напитках, к примеру, присутствует много действительно вредных для здоровья компонентов, но они тем не менее разрешены минздравом.
Так убирают конкурентов?
— Чем закончился скандал с якобы обнаруженной в ваших продуктах кониной? Тогда были подозрительные странности с отправкой образцов продукции в лабораторию Германии и с самой экспертизой.
— 3 февраля будет очередное заседание суда — мы оспариваем законность действий Продовольственно–ветеринарной службы. Странностей в этой истории при ближайшем рассмотрении становится все больше.
— За этой историей, на ваш взгляд, — самоуправство чиновников или происки конкурентов?
— Мое мнение, что в нашей стране чиновники недюжинное рвение и прыть просто так не проявляют. За подобными сценариями всегда стоят чьи–то интересы — экономические или политические.
— Как вы оцениваете ваши шансы в этой тяжбе?
— Правота с точки зрения логики и законности на нашей строне. Но есть еще телефонное право.
— Если проиграете этот суд, чем это грозит вашей фирме?
— Выиграем мы или проиграем — последствий не будет никаких. Спор идет о 700 евро. Это мелочь при наших оборотах. Но здесь дело принципа.
— И доброй репутации?
— Да все уже давно забыли об этом инциденте. Нет, это именно дело принципа.
Предприниматель государству не враг. А государство предпринимателю?
— Что сегодня, на ваш взгляд, могло бы сделать государство для развития отечественного бизнеса?
— Изменить отношение к предпринимателям, да и вообще к людям. Бизнес в нашей стране существует не благодаря усилиям государства, а вопреки. Все контакты с чиновниками заканчиваются, как правило, отказом. На просьбу — отказ, на предложение — отказ. Складывается впечатление, что это основная функция чиновника — отказать. Только с помощью сверхусилий удается продавливать какие–то решения. Вот элементарный пример. Попросили продать нам соседний пустующий участок под новое строительство. И разрешить нам сделать парковку на нашей земле. Парковку в промзоне сделать не разрешили: вы испортите пейзаж. А участок не продается, потому что… не продается.
Все остается детям
— Есть кому унаследовать ваш бизнес?
Старшему сыну на днях исполнится 20 лет, младшему сейчас 16. Старший оканчивает тот же техникум, что и я. Но ближайшие лет десять я его на свое производство не пущу. Сначала я должен убедиться, что могу ему доверить какие–то процессы. Но, конечно, хочу, чтобы кто–то из сыновей стал преемником дела. Ведь мы работаем с расчетом на будущее.
С Андреем Жданом беседовала Наталья СЕВИДОВА.