25.11.2013

Одинокий ковбой. Репортаж с фермы Андрея Давыдова, калужского пионера мясного скотоводства

Репортаж с фермы Андрея Давыдова, пионера мясного скотоводства, из которого становится ясно, почему у этой отрасли нет будущего.

— Фермеров, которые занимаются мясным скотоводством в России, может быть, около ста. В Калужской области я знаю двух

— А вы, Давыдов, что вы делаете?

— Я? Я это все организовал, руковожу процессом. У меня нет секретаря, нет агронома, животновода — я сам шприцую коров. Плюс первичные бухгалтерские документы — у меня нет бухгалтера, я окончил с золотой медалью Ярославское высшее военное финансовое училище…

— А на тракторе вы работаете?

— Ну я могу на тракторе, когда трактористы бухают, но, вообще-то, они лучше меня это сделают, они с закрытыми глазами трактор знают…

— Вы, Давыдов, не фермер, вы нанимаете работников, а фермер не должен работников нанимать, он сам должен работать. Вот N молодец, у него семь свиноматок, он работает сам, и ему помогают бабушка и сын после школы. Вот таким фермерам мы должны помогать...

Андрей Давыдов, фермер с двадцатилетним стажем, рассказывая, волнуется, будто все это случилось вчера. А было все в 1990-е, когда демарши против него регулярно устраивали чиновники от сельского хозяйства. Пропесочивали на совещаниях, писали заявления в прокуратуру, пока он договаривался с колхозниками о выкупе паев: мол, скупает землю русскую.

Но к чему сегодня ворошить прошлое?

— Из-за такой политики у нас в Калужской области фермеров с наделом земли больше ста гектаров всего три процента, а средний надел — около тридцати. Это ничто! — упреждает он мой вопрос. — Россия — самая богатая страна в мире по сельхозугодьям. Второе место у Канады. Но почему в Канаде есть фермы и по сорок, и по сто, и по двести, и по триста гектаров, а в России только по двадцать пять?

Он неторопливо ведет машину по шуршащему гравию. Вот и знакомая табличка «Частное владение».

— Как вам кажется, изменилась Барановка за десять лет?

На самом деле прошло уже одиннадцать. В 2002 году корреспонденты «Эксперта» побывали на ферме ДИК («Давыдов и команда»). Мало кто слышал тогда о разведении крупного рогатого скота мясной породы в условиях свободного выпаса. Давыдов подсмотрел эту технологию в Канаде и восхитился ее простотой и дешевизной. Себестоимость мяса у него выходила втрое ниже, чем у соседних колхозов, и вдвое ниже минимальной закупочной цены. Казалось бы, жизнь удалась. Но он, человек государственного склада, не успокаивался — хотел распространить свой опыт. Во-первых, российские фермеры получили бы шанс, как и он сам, быстро выбиться из полунищенского существования. Во-вторых, общими усилиями легче создавать новую отрасль — производство качественной, мраморной, говядины. В-третьих, от этого выиграли бы потребители.

Мы снова в Барановке. Те же аккуратные огороженные электроизгородью луга, на которых пасутся темно-рыжие герефорды. Та же щебенка на подъезде к деревне.

— А трактор шестидесятых годов выпуска у вас случайно не сохранился? — вспоминаю я одного из «героев» прошлого репортажа.

— ДТ-75? Да, ему пятьдесят один год, и это моя гордость! Он сейчас в поле.

Три дома, построенных фермером для своей семьи и семей наемных рабочих, — вот и вся деревня. Хотя нет, появился четвертый — для агротуристов. Но сейчас в нем живут младшая дочь с мужем, замечает Давыдов, так как они решили работать на ферме. А еще одну стройку хозяйству пока не потянуть.

— Вон там замороженный нулевой цикл, — показывает он на фундамент с цоколем по другую сторону улицы. — Надо еще миллиона два, но в прошлом году мы построили бойню и разделочную с холодильником. Так что у меня сейчас тысяч пять-семь найдется, если поковыряться в кошельке, да у жены, может, десятка. Все остальное в обороте. И кредитов миллиона на два с половиной. Вы, вообще, о чем хотели написать?

— О племенном хозяйстве. Ваша ферма ведь недавно получила этот статус? Выгоднее ли это, чем просто выращивать бычков на мясо?

— Плюсы от этого имеют в основном те, кто у меня покупает скот. А я, слава тебе, Господи, занимаюсь продажей мяса, потому что это стабильный

и главный доход моего хозяйства.

— Что, нет большого спроса на бычков?

— Фермеров, которые занимаются мясным скотоводством в России, может быть, около ста. В Калужской области я знаю двух.

— Выходит, ваш прогноз насчет бурного развития этой отрасли не оправдался?

— Это мягко сказано. За эти годы произошли катастрофически отрицательные события в сельском хозяйстве. Я здесь в деревне уже вою от того, что не с кем поделиться. С коровами-то поговоришь, конечно, и они понимают, но не до конца… Ну что, к бычкам съездим? — Давыдов предлагает нехитрый план осмотра фермы. — Потом покажу вам бойню, родильное отделение, если вы не против.

И, проворно выскочив из-за руля, он бежит открывать электроизгородь.

Мировой рекордсмен

— У нас тут большой участок, сорок га, — запрыгивает он обратно, и наш джип по-партизански осторожно начинает пробираться по лугу.

— Когда выйдем, главное — не окружать их, иначе это будет для них сигналом опасности, — предупреждает Давыдов. — Обычно мы по пастбищу на квадроцикле ездим, чтобы не нервировать животных.

До быков, маячащих вдали, такими темпами нам ползти и ползти.

— Что за катастрофа произошла в сельском хозяйстве? — скандальное заявление Давыдова не дает мне покоя. — Вы говорите, что у фермеров земли мало, а ведь у вас с этим проблем не было.

— Да, у меня проблем не было, — соглашается он. — Но в то же время в районе мясному скотоводству не дали развиваться.

— Как это?

— Программу развития мясного скотоводства на основе кооперации я написал еще в 1996 году, ее приняли. Глава администрации все это использовал, чтобы защитить кандидатскую диссертацию. А реально палец о палец не ударил, ни рубля финансирования.

— А для чего нужна была господдержка?

— Все колхозы, совхозы смотрят в рот администрации, что скажут им на совещании. И как только какое-то из хозяйств покупало у меня быка-герефорда, на следующий год заставляли его на мясо сдать: мол, породу портить нельзя — швицкую и черно-пеструю. А я тут семинары провожу, всех убеждаю: «Ребята, смотрите, в Канаде дешево производят мясо, давайте и мы. Любых коров выбраковывайте и осеменяйте племенным бычком. Помесного теленка держите на подсосе семь месяцев. После этого или свое стадо формируйте, или продавайте телят мне на тридцать процентов дороже рынка». То есть возникла бы кооперация.

— Если землю давали беспрепятственно, где были фермеры?

— Смотрите. В 1992 году вышел указ Ельцина о реорганизации колхозов и совхозов, а закон об обороте сельхозугодий, который ввел правила, — в 2002 году. Десять лет спали! Поэтому землю начали скупать те, кто очень далек от сельского хозяйства. Дальше нацпроект развития АПК — 2006 год, а где же до 2006 года люди могли взять деньги? Никаких кредитов больше чем на шесть месяцев не существовало. Что в результате? В 2002 году все поняли, как можно распоряжаться землей, и за четыре года землю окончательно скупили те, кто мог взять и выложить по тысяче рублей за гектар пашни, других сельхозугодий. Это привело к тому, что деревня окончательно умерла. Главное средство производства теперь не у фермера, потому что у фермера не было даже тысячи рублей, понимаете?

Как не понять. Получается, что в 2009 году, когда правительство наконец-то объявило Программу развития мясного скотоводства, оно обращалось в пустоту. Не было ни субъектов этого развития, ни шансов на их появление.

Впрочем, Давыдов программой доволен. Три года, по его словам, ферма получала субсидию, покрывающую до четверти затрат:

— Мы смогли увеличить поголовье, обновить технику. Вот только в этом году непонятно, работает Программа или нет. Говорят, что работает, но субсидии прекратились.

Остановив машину, последние метров пятьдесят до быков он предлагает пройти пешком.

— Вот это наши лучшие быки и одни из лучших в России. Мальчик, мальчик, хороший! Мальчик краса-а-а-вец, мальчик-мальчик-мальчик! — он то приближается к животному, лежащему в центре небольшого стада, то отступает от него и делает пассы руками, побуждая того подняться. — Номер пятьдесят третий у нас самый лучший, ему три с половиной года, весит он килограммов девятьсот, а потом будет примерно тонна. Это классический бык-производитель, он работает с коровами май, июнь и часть июля.

В голосе фермера при слове «тонна» звенит детский восторг:

— Этот бык правильно выращен, и генетика хорошая, канадская сперма «Фонтан-Фаворит». Это, конечно, элита.

Главный показатель продуктивности мясного животного — ежесуточный привес в первые семь месяцев жизни — у этого быка действительно вне конкуренции. Кило четыреста и больше, при кормлении исключительно пастбищной травой, — не только всероссийский рекорд, но и завидный результат для Америки или Канады с их нормой кило — кило двести.

Поднявшись со своего лежбища и постояв в позе крайнего недоумения, пятьдесят третий решает, видимо, не нагнетать напряженность и поворачивается задом. Но застывает в полуобороте. Это дает нам повод обсудить его экстерьер. Туловище, на несколько сантиметров выше в холке, чем по стандарту, и вытянутое в длину, сулит фермеру большее количество мяса с самых дорогих частей: филея для вырезки, спинной части — для антрекота. А для технического использования на ферме бык-рекордсмен хорош тем, что у него относительно неширокие плечи и лоб.

— Если лоб у быка большой, то телята потом плохо проходят через родовые пути коровы и возникает проблема с отелом, — разъясняет Давыдов. — Продавать быков-производителей, конечно, выгодно, если есть спрос, — возвращается он к моему вопросу. — Один бычок, полуторалетний или двухлетний, стоит у меня 125 тысяч рублей. И это образцово выращенное животное, оно будет долго-долго служить.

— Сколько?

— Пять лет. Для племенного быка это хорошо.

— Потом его на мясо?

— Потом на мясо. Причем из 125 тысяч, которые были уплачены за него, тысяч семьдесят вернется мясом. А еще государство дает субсидию при покупке племенного скота. Например, в Воронежской области субсидия сто рублей за килограмм. Если вы бычка весом шестьсот килограммов перевезли в Воронежскую область, вам шестьдесят тысяч вернули из бюджета, и через пять лет вы его продали еще за семьдесят тысяч. Деньги вернулись вам полностью. Если покупатель из Калужской области, возвращают пятьдесят рублей. Ну что делать? В Воронежской области в два раза больше любят мясное скотоводство, чем в Калужской. Причем, знаете, Калужская область тоже любит мясное скотоводство, потому что из пятидесяти рублей субсидий сорок рублей платит областной бюджет и только десять — бюджет РФ.

— Сказочные условия. И сколько бычков у вас покупают?

— Если повезет — около десяти племенных бычков в год. И телочек племенных — от десяти до двадцати голов.

— А где вы берете сперму? — вспомнилось, что Давыдов не раз на своем сайте вопил «Караул!» из-за отсутствия главного материала для селекционной работы.

— Сейчас нас обслуживает ОАО «Московское» из Ногинска, у них есть своя база. В Калужской области нет уже, а там еще есть.

Оказывается, пять или семь лет назад 12 га земли понадобились одному московскому девелоперу под застройку, и областное племпредприятие, несмотря на то что оно было государственным, просто обанкротили.

— Раньше-то у нас были племенные быки, были высококлассные специалисты, была лаборатория, был банк-хранилище, где сперма хранилась в азоте до пятидесяти лет. А теперь на генетике КРС поставлен крест. Это, конечно, катастрофа, — резюмирует фермер.

Травяной Клондайк

Если проехать еще столько же вглубь пастбища, то в заросшей деревьями и кустарником ложбине, по прикидкам, окажется большое стадо молодых бычков. Едем молча, щурясь от лучей осеннего солнца в лобовом стекле. Надо как-то совместить новость о бесславном конце животноводческой генетики в Калуге с рассказом Давыдова о его встрече с губернатором Анатолием Дмитриевичем Артамоновым. Фермер похвалился этим еще по телефону, когда мы договаривались о нынешнем репортаже.

— Это было сразу после того вашего приезда, ваша статья мне так помогла, — радостно причитал он в трубку.

Оказывается, Артамонов в 2002 году пригласил к себе Давыдова вместе с руководителем еще одного сельхозпредприятия, признал обоснованной критику в свой адрес и спросил: «Что бы вы сделали на моем месте?»

— А что изменилось после вашей встречи с губернатором? — решаю я узнать подробности.

— Самое удивительное, что он сделал почти все, что я предложил, — вспоминает те события Давыдов.

То есть губернатор закрыл фонд поддержки АПК — кормушку для приближенных к администрации руководителей хозяйств. Взамен этого из бюджета стали выделяться деньги на субсидирование покупки предприятиями АПК новой техники.

— Я сам уже подумываю купить John Deere, потому что область покрывает двадцать процентов стоимости энергонасыщенного трактора, — сообщает фермер.

Что не встретило сочувствия у Артамонова, так это предложение закрыть областной департамент сельского хозяйства за ненадобностью.

— В департаменте сельского хозяйства 148 человек, — по-военному четко начинает докладывать Давыдов. — Если взять департамент сельского хозяйства, например, штата Южная Дакота в США, где я был в 1995 году, то там семь человек работало. При этом у них более пяти миллионов голов мясного скота, а у нас в области — пять тысяч, да еще пятьдесят тысяч молочных коров.

Впрочем, государственная администрация, по его мнению, неэффективна на всех уровнях. Взять тот же Бабынинский район, где в управлении сельского хозяйства сидят четыре человека, а хозяйствующих субъектов — десять или пятнадцать, и половина из них — фермы размером меньше ДИК. Снова сравниваем с США, где в каждом графстве от государства работает один extension agent — агент по развитию. Да и развитием вверенной им отрасли наши чиновники озабочены, кажется, меньше всего.

— Вызывает меня в 2005 году глава районной администрации, — рассказывает Давыдов другой эпизод. — Он составлял график производства зерна, потому что губернатор сказал: собрать миллион тонн в Калужской области. И говорит мне: ты уменьшил площадь зерновых. Я говорю: а вы разорили ОАО «Калугахлебопродукт», Бабынинское хлебоприемное предприятие. Куда я зерно буду продавать? А если вам нужен миллион тонн зерна, купите в Воронежской области, будет цена покупки дешевле себестоимости производства в Калужской области. А здесь выгоднее заниматься мясным скотоводством.

Но до этого никому не было дела, — кипятится он. — Зато как только в Москве объявили программу по мясному скотоводству, все сказали: есть, так точно, будем исполнять.

— Спят… — мы почти незаметно подкрались к стаду.

Несколько десятков разномастных бычков — однолеток и двухлеток картинно расположились в укрытии за ветвями: лежа и стоя, поодиночке и группами. Скоро становится ясно, зачем мы сюда приехали. Перед нами не только чистопородные герефорды, но и помеси разных поколений с отечественной черно-пестрой породой.

— Если бычок родился от чистопородной коровки либо от помеси четвертого поколения, это, конечно, герефорд, красная масть, — объясняет фермер. — Вот идеальные герефорды под деревьями стоят, как пятьдесят третий, только еще маленькие. А более светлые, палевые с пятнышками коричневыми или черными — это помеси третьего поколения, второго поколения. А вон там черненький бычок, но такой зебристый — это, конечно, помесь первого поколения от черно-пестрой коровки…

Значит, чиновники зря пугали колхозников, будто после скрещивания черно-пестрых коров с герефордами трудно определить чистопородность теленка. Но самое интересное, что для производства мяса и ненужно добиваться этой самой чистопородности. Напротив, по словам Давыдова, помесные бычки, наследующие уже в первом поколении мясные качества отца-герефорда, удобнее для разведения, так как они крепче своих чистопородных братьев, меньше болеют. А насколько это дешевле, чем покупать чистопородных коров...

Он называет стоимость коровы: 90 тысяч рублей — а я вспоминаю численность импортного маточного стада, закупленного участниками Программы развития мясного скотоводства. Судя по всему, без особой надобности потрачены десятки миллиардов рублей, в том числе 23 млрд бюджетных.

— Почему-то мясное скотоводство стало усиленно развиваться в Липецкой, Воронежской, Ростовской областях, — рассуждает Давыдов. — А там черноземы и море зерна, которое может быть использовано в качестве корма для скота. Но я как специалист могу сказать, что это правильно для финишного откорма. А для операции «корова — теленок», то есть для первых семи месяцев жизни теленка, это невозможно. Нужны пастбища, пастбища и еще раз пастбища. Но нельзя на юге иметь хорошее пастбище.

— А почему на юге плохое пастбище? — решаю уточнить я. Причина банальна: там слишком жарко и мало влаги.

— Вот мы покупаем скот в Ростовской области, начинаем проводить карантин и не можем проколоть шприцем шкуру и мясо, потому что оно сухое, — делится фермер своими наблюдениями. — А у нас, посмотрите, какой травостой великолепный. И это после трех использований: двух стравливаний бычками и одного укоса на сено. Это идеальное пастбище, газон, животные здесь могут траву есть годами, и мы не даем им зерна никогда. Мы не используем минеральные удобрения больше десяти лет, как только заложили его, с 1996 по 2000 год. Я хочу сказать, что в Калужской области мы не вырастим зерновые, сахарную свеклу, подсолнечник, как в Ростовской области, зато у нас много земель, которые можно использовать как пастбища. И это Клондайк, это просто золотая жила.

Гляжу под ноги. Обычная трава, только очень густая, даже пружинит при ходьбе. Заложить один гектар такого газона, по словам Давыдова, стоит пять-семь тысяч рублей: купить ограждение, семена для посева травы и заплатить рабочим. После этого надо ежегодно покупать только дизтопливо — землю боронить, выкашивать сорняки. Итак, на 400 га угодий выходит экономия 2 млн рублей в год — огромная цифра.

— Я зарабатываю четыре — четыре с половиной миллиона рублей, продавая мясо, а затраты на его производство — два миллиона с небольшим, — поясняет он.

Потом, в Москве, я сосчитаю затраты на зерно и пастбище такой же условной фермы, расположенной в Черноземье. Получится свыше 3 млн рублей, или более 200 рублей в пересчете на килограмм мяса. Да, за дешевизной участники программы явно не гонятся. А еще на интернет-форумах, посвященных мраморной говядине, мне попадутся реплики наподобие вот этой: «Липецкого ангуса даже после мясорубки прожевать невозможно» (ангусы — популярная мясная порода, которую завозят в Россию). То есть от качества «южного» мяса потребители не в восторге, как и Давыдов.

— Что же, южным регионам теперь не выращивать мясной скот? Или вы предлагаете гонять туда бычков для финишного откорма из северных областей? — спрашиваю фермера. Оказывается, скот можно перевозить в скотовозах, и так делают во всем мире. В Америке штаты-откормочники — это Техас, Небраска, а производство «корова — теленок» сосредоточено в Калифорнии, Оклахоме, Канзасе, Южной Дакоте и Висконсине — там осадков много, трава растет хорошо.

— Только об этом не я должен думать, а такие люди, как Гордеев, Скрынник, Федоров, — язвит он. И добавляет: — Другое дело, что после зернового откорма, если все было правильно сделано, мясо получается более жирное, более мраморное. Но вот вопрос, нужна ли россиянам более жирная говядина. Например, детский организм ее не усваивает, даже в школьном возрасте. Для ресторанов — да, это мясо идет.

Возвращаясь к Программе, неплохо бы правительству определиться, кого оно будет кормить говядиной — преимущественно «креативный класс» или все-таки большинство народа?

— А почем вы свое мясо продаете? —хочу я понять, на кого работает Давыдов.

— По 330 рублей при себестоимости 150 рублей за килограмм в туше. Если бы я продавал на мясокомбинат, то закупочная цена была бы 130–160 рублей. Но я работаю на конечного покупателя — магазины, поэтому рентабельность получается бешеная.

— Для чего же вы свою бойню построили?

— Вот насчет бойни, разделки — это вопрос стратегический.

История, которую я слышу дальше, не оставляет уже никаких сомнений насчет политики властей в отношении мясного скотоводства. Вернее, ее отсутствия, когда одной рукой вроде бы стимулируют развитие отрасли, а другой потворствуют разрушению всей инфраструктуры.

— Раньше каждый субъект РФ имел большой мясокомбинат, который делал убой. Калужский мясокомбинат, когда я туда начал возить бычков в 1996 году, делал убой ста голов КРС в день, — вспоминает Давыдов. — Но лет пять назад его обанкротили. Так что сейчас у нас в области нет крупного мясокомбината. А те, которые были в Москве, в Подмосковье: Черкизовский, Останкинский — просто отказались от убоя. Ужесточились требования к ликвидации отходов от нутровки туш, к запахам и прочему, и они стали закупать импортное мясо, замороженные четвертинки. Это дешево и удобно.

Были, по его словам, еще маленькие мясокомбинаты в райцентрах, открывшиеся в 1990-е. Но и они в последнее время стали закрываться.

— Значит, это был вынужденный шаг?

— Конечно, я не хотел. Думаете, мне очень хотелось потратить миллион шестьсот? Да я лучше бы детям дом построил.

Впрочем, нет худа без добра. На самом деле миллион шестьсот — это, по словам фермера, недорого.

— Она идеальная, — говорит он о своей бойне. — Это уникальная разработка русского фермера Давыдова. Вот увидите.

Идеальная бойня

На обратном пути в деревню фермер успевает открыть кое-какие козыри своего проекта. Рассказать о самой гуманной технологии убоя — выстрелом в лоб из порохового оглушителя, с мгновенным отключением сознания. О запредельно низких показателях бактерий в смывах и в мясе. О том, что холодильная камера, где вызревают туши, собрана по индивидуальному заказу в Калуге. И что потребителю мясо отправляется спецтранспортом: он не пожалел полутора миллионов на изотерм Volkswagen Caddy.

— Мы прямо как конфетку делаем из этого мяса, — не скупится Давыдов на эмоции.

К счастью, мы приехали не в убойный день, так что потенциальных жертв нет даже поблизости. Давыдов, как в театре одного актера, подробно и живо показывает все приемы убоя, свои ноу-хау.

Главное, что на крошечной площади в 30 кв. м соблюдены все санитарные и технические требования к подобным объектам и внедрены последние технологии, повышающие качество разделки туши.

— Бесполезно приглашать всякие институты, потому что они начнут сразу делать типовой проект. Они скажут, что бокс для оглушения должен стоять отдельно. После этого должен быть лифт-подъемник, на котором отрезают конечности, потом — место, где снимают шкуру, потом — нутровка, потом — пила. Пять, шесть рабочих мест запроектируют. Это будет огромная площадь, и все будет стоить бешеных денег, — объясняет фермер.

А здесь вместо шести рабочих мест получилось одно.

— Это рабочее место, на котором я делаю все. Если нужно, если хорошее настроение, я даже могу сплясать здесь, — зажигает Давыдов, стоя посреди комнаты. — И это все мы сделали сами. Я пригласил сварщика знакомого, две-три тысячи рублей в день ему платил, и за неделю мы все сделали так, чтобы мне было удобно.

Практически не сходя с места, он имитирует, как обезглавливают бычка и спускают у него кровь. Подвешивают тушу и отрезают конечности. Опускают на маневренную тележку, выдерживающую две тонны веса, перемещают ее к канализации и мойкой высокого давления моют шкуру, а потом снимают ее, ловко орудуя острыми как бритва ножами.

— Мы не касаемся туши руками, а делаем так, что она поднимается из шкуры на специальных крюках, — подчеркивает фермер. — Затем шкуру убираем, засаливаем, делаем уборку в помещении и дальше работаем в чистом помещении и с чистой тушей. Убираем все внутренности. Пилим по хребту, потом разделяем тушу на четверти и отправляем в холодильник.

В оборудовании бойни сочетается примитивизм, по выражению самого Давыдова, с крутизной. Да, можно обойтись ультрафиолетовым стерилизатором воды за шесть тысяч рублей. Но вот ножи, тележка, сверхпрочные крюки из пищевого металла, лебедка, трубчатый путь для подвешивания и перемещения туши, балансир, пила — это все заграничное, дорогое.

— Балансир стоит восемьдесят тысяч рублей, но без него невозможно работать с пилой. Потому что пила весит двадцать восемь килограммов, а с балансиром она как пушинка.

Кстати, распиленное мясо лучше качеством, чем разрубленное, и при разделке туши на крупные отруба лучше ее пилить. Это относительно ново для России.

— В Европе никто не рубит, — категоричен Давыдов. — Здесь у дочки рабочее место, — показывает он на столик у окна. — Она делает контроль всех органов.

Анна, дочь Давыдова, окончила скрябинскую ветеринарную академию и работала ветеринарным врачом в Барановке. А когда встал вопрос о бойне, устроилась в соседнем районе на бойню к одному ИП и через полгода аттестовалась как ветсанэксперт.

Почти вся семья фермера участвовала в проекте. Вдвоем с женой Мариной они собственноручно наливали полимерные полы. И сейчас он доволен, потому что они удобнее обычных кафельных: не скользят и не трескаются.

— Коля, старший внук, пятилетний, тоже помогает мне работать, он заходит и по моей команде ножкой качает гидроподъемник, чтобы правильно повесить четвертинку, — улыбается Давыдов. — Я считаю, что такая бойня, как наша, — выход для многих сельхозпредприятий, — подытоживает он, — потому что любой инвестор, узнав, что это пятьдесят тысяч долларов, скажет: «Я езжу на Touareg, и он стоит чуть-чуть дороже». А если бы в каждом районе были две-три такие бойни, то не было бы проблемы, куда скот девать. И у нас появилось бы качественное мясо.

Отелы с Wi-Fi-интернетом

— Вы собираетесь увеличивать убой?

Мы выходим на улицу, где фермер по просьбе фотографа пробует места для съемки. Мне интересно, почему Давыдов делает только один-два убоя в неделю, когда мощности бойни позволяют делать до пяти убоев в день.

— Нет, — отвечает он уверенно.

Он забирается на тюки сена, сложенные под навесом, — кадр обещает быть эффектным. Хотя в этом ракурсе, как мне кажется, ярче всего проступает одиночество героя.

— Много сена вы заготовили.

— В принципе нам хватит, — он соскакивает с душистого пьедестала, — но попытаемся еще добрать то, что не успели до дождей. Сегодня Саша, зять, поехал на пресс-подборщике — видели?

По пути на бойню мы провожали взглядом нечто несшееся стрелой по дороге. Так вот кто устроил «Формулу-1» между пастбищами!

— В прошлый раз вы говорили, что не хотели бы своим детям такого будущего, как работа на ферме. А сейчас?

— Если бы дочка с зятем не стали у нас работать, то я бы, наверное, закрыл ферму, потому что нет перспективы. А сейчас мы с зятем вдвоем практически все это хозяйство можем вести, без наемных рабочих. Он хорошо работает, молодец.

— Он деревенский?

— Нет. До этого он и на «Фольксвагене» поработал, и таксистом попробовал, и сотовыми телефонами поторговал в Москве, пока Аня училась в академии. А в результате пришел сюда и принял первого теленка сам, когда меня не было. И все, человек поменялся в отношении и к жизни, и к сельхозпроизводству.

— Кстати, вы обещали показать ваше родильное отделение.

— Да, сейчас поедем… Еще у нас три внука — это нам старшая дочь Катя подарила. Николай не только на бойне помогает, но и на квадроцикле ездит, и курочек сам кормит. Георгию три года, он тоже на «квадрике» может ездить. Это внуки фермеров, так и должно быть. Ивану, младшему, три месяца. Вырастут, и мы будем сами все делать легко.

— Так почему вы не хотите продавать больше мяса? Вам хватает выручки?

— Да, выручки хватает, потому что мы производим мясо премиального качества, и это лучшее мясо в России. А вообще, я в какой-то момент столкнулся с тем, что не хватает бычков. К нам, например, обращаются торговые сети: делайте поставку. Я отвечаю отказом, потому что у меня всего сто двадцать отелов в год. Если бы на рынке было предложение телят, то я был бы заинтересован в их покупке, доращивании. Но нет фермеров, которые выращивали бы этих телят. А в колхозах меня не устраивает качество, там годовалый бычок весит столько же, сколько мой пятимесячный. А если брать бычков моложе года, то они просто дохнут, потому что были «убиты» во чреве матери.

— В каком смысле?

— Вы знаете, что в России потери новорожденных телят составляют от двадцати до пятидесяти процентов? Я знаю пример, в соседнем районе, где они составляли семьдесят процентов, то есть пятьсот-шестьсот голов. Пригласили специалистов, и за год потери уменьшились до пятидесяти процентов. Хотя никто статистику такую не показывает, а показывают, что очень мало стельных животных: бык плохо работал.

То есть он осеменил полтораста коров, и почему-то беременными остались сто. На самом деле это обман. Отелов-то много, а телят всех зарывают в ближайших лесах. И это трагедия. А все потому, что завозят импортный скот — раз. Потому что деревня умерла и работают узбеки, которым плевать на все, — два. И корову неправильно содержат, кормят непонятно чем, и отел принят кое-как.

— Какие же потери телят считаются приемлемыми?

— В так называемых образцовых хозяйствах гордятся потерями на уровне двадцати процентов, но это означает порог рентабельности. По-хорошему, больше одного-двух процентов ты терять не должен. Ну давайте посмотрим нашу «родилку».

Машина останавливается у обычного сарая. Входим.

— Хорошо пахнет!

Аромат дерева скрашивает непритязательность классического хлевного интерьера. Хлев разделен на четыре загона — одноместные «палаты». Наши ноги утопают в толстом слое чистого сухого песка. На него, по словам Давыдова, прямо перед отелом постилают солому.

— Мы ведем дежурство, когда коровы рожают, — рассказывает он. — Смотрим по камере и ходим раз в час или в полтора часа, наши работники и мы сами.

Хлев оборудован четырьмя видеокамерами. Построить саму «родилку» стоило шестьдесят тысяч, а на видеонаблюдение — с Wi-Fi-маршрутизатором, выходом на двести пятьдесят пользователей в Барановке и жестким диском, хранящим запись две недели, — фермер потратил сто тысяч.

— Если мы видим, что между нашими посещениями корова уже тужится и голова теленка начинает появляться, мы, конечно, приходим, здесь на соломке сидим, ждем, — продолжает он. — Потому что очень важно, когда теленок родился, помочь ему начать дышать и сделать дезинфекцию пуза. И еще мы смотрим, чтобы он в первые час-полтора получил молозиво. Это значит на девяносто пять процентов, что он будет жить. Если он молозиво не получил, то шансы процентов семьдесят, что он сдохнет. Если вдруг какие-то проблемы у коровы, мы надеваем перчатку специальную, во влагалище руку засовываем и щупаем. Бывает, что одна ножка завернулась, либо шея завернулась, либо он идет попой, и тогда нужна помощь.

За ночь — срок пребывания коровы в «родилке» — теленок успевает встать на ноги, пососать мать и отдохнуть рядом с ней. Утром его прокалывают витаминами и с коровой перегоняют в общую группу. Кроме отелов, которые идут в феврале, марте и апреле, на дежурных лежит контроль первых десяти дней жизни телят в основном стаде.

— Потому что если кто-то начал поносить, мы этого теленка должны поймать и дать ему таблетки, чтобы его спасти, — поясняет Давыдов. — И теперь скажите, кто все это будет делать в колхозе? Кому это нужно? — задает он риторический вопрос. — А в Америке, например, семьсот шестьдесят тысяч фермерских хозяйств, которые занимаются только операцией «корова — теленок». Поэтому у них и поголовье мясного скота девяносто пять миллионов. Делим семьсот шестьдесят тысяч на количество субъектов РФ и получаем: около десяти тысяч фермеров должно быть в Калужской области.

— Ну да, а не три, — соглашаюсь я.

Узбеки vs фермеры

— Вот, нам газ провели, — перед отъездом в Москву мы набираем антоновских яблок в деревне, и Давыдов кивает на красивый вентиль за оградкой. — Это просто чудо. А то приходилось топить печку и котел. Особенно неудобно ночью. Вечером протопил, в десять-одиннадцать, лег спать — в двенадцать уже прохладно. Надо вставать в три-четыре часа, либо утром встаешь — совсем холодно. А здесь поставил температуру — и все. С газом очень хорошо.

— Когда вам его провели?

— В прошлом году. А пользуемся мы вторую неделю: пока согласования, пока договоры — как обычно.

Эта безобидная новость про газ вдруг раскрывает мне до конца драму Давыдова: человек, построивший в чистом поле деревню, создавший передовое хозяйство, новатор в своей отрасли, почти двадцать лет жил с чадами и домочадцами без элементарных удобств. То есть он был никому не нужен.

— Дорожку ремонтируем и подсыпаем щебень в ямы мы сами, — рассказывал он еще утром. — Забетонировать — это мое, обкосить дорогу — сам. А чистить снег зимой — шесть километров — угадайте с двух раз, кто чистит. А должно чистить государство. Дорога-то муниципальная. Хорошо, что уже два года подряд мне хотя бы оплачивают эту очистку, два-три месяца из шести. Это хорошо, потому что, знаете, хоть что-то должно быть хорошее.

Хорошее находится с трудом. Невероятно, но деревня Барановка, в 1998 году зарегистрированная постановлением правительства, до сих пор числится в документах как сельхозугодья. У муниципалитета, района и области руки не доходят проделать полагающуюся в таких случаях работу, несмотря на многочисленные обращения фермера.

— Я этих писем обписался. Об-пи-сал-ся! — сокрушается он. — Я четвертый дом не могу зарегистрировать. И до сих пор мы не можем запустить сюда школьный автобус, а у нас все время есть дети работников, школьного возраста.

Проблема, однако, не только в местных властях. Давыдов и такие, как он, не вписываются в стратегию государства в целом. Взять ту же Программу развития мясного скотоводства: ставка делается на громкие проекты, многомиллиардные инвестиции — это понятнее и роднее чиновникам, чем фермы вроде ДИК. Возникает иллюзия, что можно разом «закрыть тему». Дошло до того, что в Брянской области, если верить местной прессе, администрация лишила фермеров обещанных субсидий по Программе, перенаправив их в инвестпроект одного известного агрохолдинга.

Давыдов с тревогой следит за происходящим.

— Проводятся совещания на уровне премьер-министра, и руководители области говорят: «Дмитрий Анатольевич, смотрите, какой у нас проект. Нам бы еще два-три таких проекта, и мы накормим Россию, а если четыре-пять проектов, то мы будем экспортерами мяса». Это неправда, — заключает он.

Действительно, надо слишком много узбеков поселить на одной только Брянщине, чтобы правильно принимать роды у ста с лишним тысяч коров, принадлежащих тому агрохолдингу. Хотя главный риск подобных проектов даже не узбеки, а само государство. Вот незадолго до нашего приезда в Барановку объявили о готовящемся банкротстве крупного племенного хозяйства в Воронежской области. Оказывается, федеральный центр в 2013 году задержал выплату субсидий на возмещение банковской ставки по кредиту.

У Давыдова рисков нет практически никаких. Кроме как оказаться в своем районе одному, в окружении тысяч трудолюбивых граждан «азиатской национальности». На прощание он невольно демонстрирует это, поглядывая на пасущуюся недалеко корову:

— Пора доить, а то жена сегодня в городе.

— Аппаратом доить будете?

— Да, аппаратом, — охотно отвечает он. — Вот, на одном аппарате пять пальцев и на другом пять.

ООО «Предприятие ДИК» создано в 1992 году в Бабынинском районе Калужской области. Принадлежит семье Давыдовых. С 1995 года специализируется на производстве говядины герефорд на основе североамериканских технологий мясного скотоводства. В 2012 году получило статус племенного репродуктора по породе герефорд.

Стадо ДИК насчитывает от 350 (зима) до 450 (лето) голов скота, в том числе основное стадо — 135 голов. Земельные угодья — 980 га.

Производственные сооружения включают: склад ГСМ (30 тонн), зерноток 30 x 24 м с навесом 12 x 24 м, зерносклад на 200 тонн, две фермы — откормочные площадки на 70 и 120 голов скота, убойный пункт, помещение для разделки туш, долголетние культурные пастбища площадью 450 га, огороженные электроизгородью с применением электропастухов. Выполнено инженерное обеспечение: подъездная дорога, линия электропередачи, водоснабжение, газопровод, система видеонаблюдения.

Число работающих (вместе с Андреем Давыдовым) — шесть человек.

Выручка в 2012 году — 5,5 млн рублей.

Результаты программы развития мясного скотоводства на 2009–2012 годы

Бюджет программы составил 23,4 млрд рублей, в том числе 15 млрд рублей — средства региональных бюджетов и 8 млрд рублей — федерального. Производство говядины от мясных пород КРС выросло с 62 тыс. тонн до 282 тыс. тонн в живой массе, или с 2 до 10%.

На 1 января 2013 года в 66 субъектах федерации насчитывалось 1,6 млн голов чистопородного мясного и помесного скота, включая 700 тыс. коров. Из них 35% сосредоточено в Южном федеральном округе, 20% — в Сибирском, 18,5% — в Приволжском, 11% — в Центральном.

Племенная база мясного скотоводства состоит из 305 хозяйств с поголовьем коров мясных пород 150 тыс. штук. Реализация племенного молодняка отечественной селекции возросла с 13 до 24 тыс. голов.

График. Российская мраморная говядина стоит в магазине до 1000 руб/кг включительно

Автор: Вера Краснова, Фото: Олег Сердечников

Источник: expert.ru