![]() |

Оленеводство – это не отрасль, это образ жизни
— Иннокентий Дмитриевич, расскажите о вашем оленеводческом хозяйстве.
— Сейчас в хозяйстве имеется более 10 тысяч государственных оленей и 5 тысяч, находящихся в частной собственности. В общей сложности работает 155 человек, в том числе оленеводов – 98 и 43 чумработницы.
— На ваш взгляд, от каких факторов сегодня зависит развитие оленеводства?
— Сейчас оленеводство зависит от самого оленевода, от правильного руководства, начиная с директора, и кончая средними специалистами, от правильного планирования годовой работы и от особого контроля за исполнением всех намеченных планов. Но начинать нужно с себя лично, будь это директор, зоотехник или оленевод.
А результат работы стада в очень большой степени зависит от бригадира. Это я могу сказать с полной уверенностью, исходя из своего опыта работы. Как говорится, доказано на себе. Сейчас во всех оленеводческих хозяйствах республики, а я знаю многих — и тундровых, и таежных, отсутствует среднее звено кадров, начиная от ветеринаров, зоотехников и ниже. Хочется особо подчеркнуть — мало образованных, соответствующих профессии бригадиров. Сейчас во всех хозяйствах бригадирами работают бывшие оленеводы, которые имеют опыт, но, тем не менее, они – практики, у них нет теоретических знаний. Из-за этого идет снижение всех показателей.
Кстати, хорошие показатели зависят и от степени устроенности быта в стаде. Что значит «быт в стаде»? Например, работая бригадиром, я полностью сменил маршрут движения, который использовал еще мой отец. Также обновил базу маршрутов. Практика показывает: любая база — корали (специальные загоны для оленей), избы (зимовники), подвалы, изгороди – в наших условиях максимально служат 25-30 лет. Поэтому во время работы бригадиром я все это обновил, построил три базы. Во времена работы моего отца «базой» называли один зимовник. А я построил три, в каждой находится до 3 изб (одна общая, вторая для семейных, третья служит в качестве конторы). Тут же рядом построил корали, бани, туалеты, т.е. все для удобства оленеводов. Всегда старался все строить в одном месте, комплексно. А в некоторых стадах избы строят здесь, а корали — в трех километрах от них. А это уже сказывается на результатах работы.
Например, идет осенний пересчет оленей. День короткий, холодно. Оленеводы завтракают и едут к коралям, которые находятся в трех километрах. Это сказывается и на чумработнице. Чтобы накормить оленеводов, она должна упаковаться, навьючить весь скарб на нарты и ехать к месту. По прибытии она ставит палатки, разжигает костры, готовит еду и т.д. Все это занимает очень много времени, создает нагрузки и отражается на качестве работы. А если все находится в одном месте, компактно, — оленевод поел, вышел и сразу начал работать. Жаль, что в других хозяйствах, как у нас, метод комплексного строительства баз практически не применяется.
Все эти базы я построил по своей инициативе, потому что не всегда выделялись деньги на их строительство. Просто хозяйству дается энное количество денег, адресованное на ту или иную работу, например, на построение изгороди, корализацию и т.д., которые хозяйство распределяет по стадам, но их постоянно не хватает. Поэтому я поступал так: набирал в поселке желающих, привозил их на место и давал фронт работ. По факту постройки привозил управляющего, который принимал работу. Позже нам выделяли деньги, которые шли на зарплату работавшим. Получалось, что и базы строили, и рабочими местами людей обеспечивали. Поэтому все старались попасть ко мне на работу. Помню, директор ругался, говорил, почему ты самых лучших рабочих отбираешь? Я говорил, что люди сами хотят трудиться со мной. И все это, в конечном счете, приносило хороший результат. На мой взгляд, сейчас в оленеводческих хозяйствах республики не хватает именно этого — правильной организации труда. А она зависит только от человеческого фактора.
А вообще хочется сказать – мы должны быть благодарны своему государству за то, что в кризисные времена при первом президенте республики Михаиле Николаеве оленеводам была гарантирована зарплата. На нее мы выжили тогда. Но сегодня мы не должны сидеть в гнездышке с открытым ртом и пищать. Сейчас мы практически не сдаем государству ни одного центнера мяса и другого сырья. И, тем не менее, кричим, что зарплаты нет. И я согласен с президентом республики Егором Афанасьевичем Борисовым, который сказал, что надо действовать самим, работать на результат. В этом году, например, одно стадо у нас выполнило и перевыполнило свои договорные обязательства и получило солидный доход — полмиллиона рублей. Вообще, если хорошо работать, то средняя зарплата оленевода должна составить 18 - 20 тысяч рублей.
— А в реале, сколько на руки получает в среднем оленевод?
— К примеру, у нас сейчас 7 590 рублей начисляется, с этой суммы уходит отчисления на налоги, на продукты, бытовые расходы. Короче, на руки получаем 2,5 тысячи рублей и не более. Это хорошо, когда еще получаем, а бывает так, что люди только от долга до долга живут. Но с прошлого года мы постарались аннулировать все свои задолженности, чтобы оленеводы, в конце концов, встали на ноги.
— Много ли молодых работает в вашем хозяйстве?
— У нас средний возраст составляет 35-36 лет. Так что, можно сказать, что по сравнению с другими улусами, наше хозяйство с будущим. А молодежь в оленеводство не идет из-за низкой зарплаты. Это главная причина. Молодые говорят, что лучше они кочегарами или грузчиками пойдут работать. У нас, к примеру, кочегар получает 18 - 20 тысяч рублей, работает в тепле. За разгрузку всего одной машины дров грузчик получает 2 - 3 тысячи, а за месяц он же не одну машину разгрузит… Вот такие негативные моменты мешают приходу молодежи в оленеводство.
— Но современной молодежи, наверное, необходимы и хорошие условия для проживания…
— Мое мнение — оленевод условия своего проживания должен создавать сам. Ему только нужна нормальная зарплата, которая бы покрывала его ежемесячные расходы. А в особых условиях, как таковых, оленевод не нуждается. Оленеводство, я всегда подчеркиваю, это не отрасль, это образ жизни. Оленевод должен кочевать, быть всегда с оленями. И пребывать в зимовниках квартально для того, чтобы помыться, отдохнуть. Или он может работать вахтовым методом, но ни в коем случае не вести оседлый образ жизни. Если перейдем к этому, мы, эвены, как народность очень быстро исчезнем. Пока оленя мы будем держать, не забудем свой язык, обычаи, традиции, культуру. Мы просто с оленем очень тесно связаны. Мы — кочевой народ.
Возьмем, к примеру, меня. Жена у меня – якутка, родом из Усть-Алданского улуса. После окончания Иркутского сельхозинститута, она хотела работать по своей специальности (она зоотехник), но я был не согласен. Также и мой отец настаивал, чтобы мы кочевали, чтобы продолжился род оленеводов. Вот она со мной и стала кочевать. В этом, считаю, ключ продолжения оленеводства. Если семьи перестанут кочевать, это приведет к исчезновению кочевой семьи и как следствие, самого оленеводства.
Здесь в тему хочется затронуть два важных момента: в Министерстве сельского хозяйства кто-то когда-то сделал такие расценки, по которым чумработница должна кормить двух оленеводов. Только в этом случае она получает полную зарплату. К примеру, в стаде работает 6 оленеводов. Получается, из них имеют право брать с собой семью только трое. Остальным – нельзя. Даже если они с собой возьмут жен, им зарплата не будет предусмотрена. Из-за этой причины кочевые семьи практически исчезают.
Второй момент – у нас уже отсутствует наставничество. К примеру, старейшинам нашим, кому за 70 лет, не позволяют кочевать, т.е. находиться в стаде. Либо, если бригадир хочет взять с собой наставника, учреждения Минздрава требуют с него, как с бригадира, расписку о том, что в случае возникновения санитарного вызова вертолета или иной техники бригадир стада должен эти расходы оплатить сам. Из-за того бригадирам приходится отказываться от этого мероприятия. Получается, что в тундре они остаются без наставника. А в оленеводстве без наставника – смерть. Это как очутиться в тайге без компаса или остаться под водой без кислорода…
— Как вы считаете, есть ли будущее у северного оленеводства? Ведь может так случиться — старики уйдут, а молодежь не придет им на смену?
— Оленеводство в данное время без государственной поддержки существовать просто не может. С господдержкой будущее есть.
Вот сейчас разные госпрограммы работают по поддержке врачей, учителей. А почему бы и для развития сельского хозяйства, для оленеводов так не сделать? Иногда становится обидно. В качестве брэнда Якутии мы, скажем, в Москву оленя возим. А когда на уровне республике начинаешь говорить про проблемы оленеводства, то чиновники не уделяют должного внимания.
— Вы, очевидно, в курсе, как обстоят дела с оленеводством в развитых странах…
— В 2009 году я побывал в Финляндии на Конгрессе оленеводов мира. Конечно, кое-что из их наработок мне понравилось, но, тем не менее, если посмотреть с точки зрения экономики, наш образ жизни, т.е. кочевой образ жизни оленеводов, который сейчас есть, надо во что бы то ни стало сохранить. Почему? В будущем такой образ жизни будет очень цениться. Нас сейчас приглашают повсюду — на Аляску, в Канаду, Финляндию для того, чтобы мы поделились той ценной информацией по оленеводству, которой владеем.
Например, один коммерсант с Аляски предлагал мне отработать у него три года. Рассказал об ежедневном расходе одного своего процесса — панторезки. Он говорит: «У меня есть вертолет и взлетная площадка, за которые я плачу налоги. У меня есть пилот и заправщик, которым я выплачиваю зарплату. Я покупаю энное количество топлива для вертолета. Когда собираюсь резать панты, нанимаю одного бойца-боевика и плачу за прыжок и его работу большие деньги. За один день у меня уходит куча денег». А потом он стал сравнивать: «Ты утром встал, чай попил, оленя своего поймал, оседлал и поехал. Стадо пригнал, арканом поймал нужного оленя, завалил, рог снял и все!» Сравнив, предложил: «Давай, ты у меня поработай, обучи моих. За это я тебе хорошо заплачу». Короче, за эти три года я должен был его четырех человек обучить своему ремеслу, сделать структуру стада и т. д. Подсчитал он и мой гонорар — в месяц (!) я должен был получать свою годовую зарплату! И если бы я тогда согласился и поехал на Аляску, то обратно должен был возвратиться миллиардером. Я бы мог сюда приехать и купить любой коттедж, все, что пожелаю!
— Не согласились?
— Нет! Все-таки свое, родное, оказалось, дороже. Деньги – деньгами, но я отказался. И сейчас могу сказать — то, что мы, оленеводы, знаем, является очень ценной информацией, которую надо сохранять, передавать из поколения в поколение. И, на мой взгляд, нельзя свой собственный опыт, веками по крупицам накопленный отцами и дедами, отдавать на откуп иностранцам.
— А вы свой опыт молодым передаете?
— Во время своей работы в стаде вырастил нескольких бригадиров, которые в данное время все работают. Но пока особо себя не проявили. Это же, как в спорте. Если тренер работает и один из его подопечных становится чемпионом, поднимается его престиж. Пока о своих учениках ничего не могу сказать. В моем стаде работали представители других улусов. Также приезжали двое ребят с Крыма. Кстати, один был из Сочи. Он не говорил, что пасти оленей трудно, никогда не плакался. Наоборот радовался и работал от души. Вы знаете, если начинаешь трудиться в оленеводстве от души, такая работа только в радость. Я бы не сказал, что в оленеводстве трудно. Человек в стаде не может чувствовать себя дискомфортно. Дискомфорт по полной программе я, оленевод, например, чувствую в городах. Там ведь человеком считаешься, пока у тебя в кошельке деньги есть. А когда их нет, то кто ты? А в стаде – все свое, все делаешь сам, там не надо кого-то ждать, не надо просить. Только работай – и получай. Ведь у оленя все идет в доход. Фактически у него выбрасываются только отходы из кишечного тракта, и все!
Сейчас я тоже все время предлагаю молодым ехать со мной работать. Но они сразу начинают спрашивать о размере заработной платы, жилье, социально-бытовых условиях. Директор мне предлагает взять пятерых выпускников ЯГСХА или СХТ и поставить их бригадирами на один год. Ведь люди пять лет учились, знают теорию этой работы. А у оленеводов практика есть, но не хватает теории. Если совместить теорию с практикой, дело быстро пойдет «на прибыль».
— Согласитесь, что современный оленевод должен уметь не только работать с оленями, но и знать менеджмент, обладать экономическими знаниями…
— Да, жизнь сейчас требует этого. Не обладая должными знаниями, оленевод просто ничего не сможет сделать, даже сдать мясо. И если у него не будет экономических навыков, он никогда не будет ценить свою работу. А когда начнет думать, как увеличить копейку до рубля, вот тогда он будет развиваться. Например, в своем хозяйстве мы нынче построили забойный пункт. И по сравнению с прошлыми годами прибыль увеличилась. Потому что теперь мы работаем по-новому — боремся за качество продукции, улучшаем товарный вид и т.д. Со следующего года будем добиваться того, чтобы один олень равнялся трем. Мы уже расчеты сделали. Если продаем мясо тушами, это считается, что мы продаем его по оптовой цене. А если я мясо и другое сырье оленя продам по всем европейским стандартам — распиливая, упаковывая, то один олень уже будет стоить в три раза дороже!
Но у нас остро стоит проблема реализации кожсырья. Если вывоз оленьих лапок в Якутск еще себя окупает, то шкуры мы никак не можем вывезти. Мы просто их сжигаем.
— Сжигаете?!
— Так проще. Потому что если везти в Якутск одну машину шкур, расходы не покрываются. Поэтому лучше нам сжечь их, чем в город везти. Конечно, жаль. Но пока другого выхода нет. В этой связи я никак не могу понять, почему фабрика «Сардана» не принимает шкуры. Если бы, скажем, она их принимала хотя бы за небольшую цену и как-то это дело субсидировалось, тогда мы бы завалили сырьем фабрику. Их бы покупали те же коневоды, охотники, да и простые горожане. Хорошо обрабатывая, из них можно шить разные теплые вещи. Тут механизм реализации надо проработать, тогда и ценное сырье не будет выбрасываться. Вот это все и тормозит развитие оленеводства.
— Вы приехали в город на сессию. Как идет учеба?
— Хорошо. В свои 54 года узнал очень много такого, чего раньше не ведал. Вместе со мной на зоотехника учатся ребята из Томпонского, Момского, Булунского, Эвено-Бытантайского, Оймяконского, Кобяйского улусов. Среди них есть и оленеводы. У нас же специализированный набор — готовят специалистов для северных и арктических улусов. А когда практика подкрепляется теорией, это всегда дает результат.