Кто выиграл от продуктового эмбарго, где взять деньги на новый бизнес и почему захлебнулась российская модернизация, отвечает один из ее пионеров - Вадим Дымов

Спустя полтора месяца после введения эмбарго на продукты понятно, что его эффект оказался не вполне таким, как обещал президент. Пока мясопереработчики терпят убытки, а вместо разнообразия российских продуктов – рост цен. При этом свинина, которая на 70% производится в России, парадоксально подорожала сильнее всего – на 25% с января 2014 года. Кто выиграл от продуктовых запретов, как развивать производство при замершей экономике, во что стоит вкладываться сегодня, а также о пользе малых дел и вреде печали для экономического роста Slon поговорил с Вадимом Дымовым, владельцем одноименного мясоперерабатывающего завода, сети книжных магазинов «Республика», ресторанов и других предприятий.

– Вы недавно предупреждали, что цены на вашу продукцию вырастут на 10% из-за роста цен у поставщиков. Это так?

– Да, из-за того, что цена на свинину выросла на 100%, наши издержки выросли на 40%.

– В какой момент?

– Цена росла плавно последние полгода. Когда уже было очевидно, что что-то будет, что страны закрываются и постепенно круг поставщиков ограничился.

– Но крупнейшие поставщики свинины – это российские компании: «Мираторг», «Белогорье», «Черкизово». Почему они подняли цены?

– Я не знаю. Производители – это лишь часть цепи. Есть растениеводство, есть животноводство, есть логистика, есть переработка, есть сети. Если есть скачок в любом звене, получается коллапс.

– Когда продуктовые санкции только объявили, вы говорили, что это даст толчок нашей экономике, отечественному производству. Вы не ждали негативных последствий?

– Я не говорил, что это даст толчок. Я вообще-то не за ограничение конкуренции, я за открытый рынок. И Россия как бы часть мировой экономики. И мы эти санкции не придумывали, на мой взгляд, это только ответные меры. Просто это самое болезненное для американцев, европейцев, канадцев. Но цели такой – повышать цену – ни у меня, ни у правительства, я думаю, нет. Да, эти ответные меры оказались болезненны для многих категорий бизнеса, это правда: для рыбаков, особенно для импортеров продовольствия. Но очевидно, кому-то это дает большой импульс.

– А вам?

– Мне нет.

– «Мираторгу» дает?

– Я не знаю. Это надо у них спросить. У меня тоже есть животноводство – у нас доходы увеличились в разы. Но правильно ли так, что у одних доходы есть, у других их нет, я не думаю.

– За счет роста цен увеличились доходы?

– Да. Мы их не поднимаем, они сами поднимаются – это рынок. Если спрос повышается, цены подрастают.

– То есть просто объем сырья упал, цены выросли?

– Конечно, если ограничивается конкуренция, то кто-то позволит себе поднять цены. Было бы идеально, если бы каждый себе зарабатывал по чуть-чуть, но разве можно такую справедливость навести? Я далек от мысли, что у нас экономические элиты, бизнесмены, в состоянии ограничить свои аппетиты. Я не вижу этического аспекта в современном бизнесе.

– У вас нет ощущения, что крупный бизнес разделился: одни (компании с госучастием) стали бенефициарами санкций, а другие пострадали?

– Мне сложно судить. Все кому-то на руку, кому-то не на руку.

– А на вашем рынке?

– На нашем рынке – да, есть какие-то нюансы, связанные с разными компаниями. Но я не берусь судить о конкретных компаниях. Я лично не знаю, кто на кого влияет и кто что открывает. Вы сами видите, кто зарабатывает, кто не зарабатывает. Тут все просто. У меня простой принцип в жизни: рассуждай о том, в чем разбираешься, изменяй то, что в силах изменить. Если я в силах изменить что-то, я изменяю. Если не в силах, нет.

Будь моя воля, в интересах потребителя я бы незамедлительно ввез в страну нехватающее количество свинины, и цены бы выровнялись. На мой взгляд, цена не должна быть в два раза выше, чем в Европе или в Бразилии. Потому что за все платит простой российский человек.

Директор «Останкино» Михаил Попов, у которого есть свое животноводство, в присутствии Дворковича (заместителя председателя правительства. – Slon) назвал сегодняшнюю цену на мясо аморальной. При себестоимости животноводства 45 рублей за кг справедливой можно считать цену 130–140 рублей за кг, поставщикам ста рублей наценки хватает на все. А они хотят собрать все деньги со всех, задирают до 220 рублей. В чьих интересах они действуют – ну, давайте думать. Ищите, копайте.

– А на текущий момент есть какие-то договоренности о снижении цен?

– Я хотел бы, чтобы цена снизилась, но снизится ли она? Надеюсь. Я отношу себя к людям ответственным, я был у Дворковича и этот факт ему несколько раз объяснял. Я считаю, что Дворкович – ответственный вице-премьер. И он при нас дал поручение Министерству сельского хозяйства обеспечить дополнительный ввоз 25 тысяч тонн свинины ежемесячно, и не декларативно, а по факту прохождения границы. Потому что, на его взгляд, это тоже является быстрым инструментом снижения внутренней цены. В том числе отсутствие злоупотреблений на рынке.

– А чего ждали поставщики из Бразилии, Аргентины, чтобы увеличить поставки в Россию? Им же и так выгодно было это делать, зачем для этого распоряжение Дворковича?

– Кто-то ограничивает их, наверное.

– Кто?

По теме: «Дымов» может поднять цены на мясопродукцию на 10% из-за подорожания свинины

– Все находится под контролем ветеринарной службы, которая определяет, кому конкретно разрешать экспорт мяса в Россию. Если сейчас открыть его, все проблемы завтра исчезнут.

– Ничего себе, то есть санитарная служба не понимает, что у нас нехватка свинины?

– Вы же в экономическом блоке работаете – подумайте, всегда кому-то выгодно. Мне нравится, как говорит Андрей Шаронов (ректор Московской школы управления «Сколково». – Slon): у каждой проблемы должен быть хозяин.

– Забавно, что мы недавно с Китаем договорились о росте поставок свинины в этом году и тут же сняли санитарные ограничения, которые действовали с 2002 года из-за того, что их поставщиков невозможно контролировать по инфекциям. Вы знаете про них что-то, будете с ними работать?

– Если их заводы будут отвечать санитарным нормам, будем работать. Китай, который мы знали 20 лет назад, и Китай сейчас – это земля и небо. Они купили крупнейшую в мире компанию по производству свинины. Поэтому я не удивлюсь, если китайцы и тут кого-нибудь купят.

– Весной вместе с экономическими проблемами пришел патриотический подъем – у людей улучшилось отношение и к власти, и к экономике, и к своей жизни. А среди бизнесменов вы наблюдали похожее воодушевление?

– Да, наблюдал. У меня есть приятель Боря Акимов из LavkaLavka – он очень воодушевлен. Кто-то так, а кто-то опечален.

– А почему тогда эти воодушевленные люди не инвестируют в экономику? А то рост производства происходит разве что за счет военного госзаказа, то есть на самом деле ситуация еще хуже.

– Потому что инвестиции ограничены финансовым рынком, а он стагнирует. Банкиры очень испуганы, они не любят политических передряг, отсиживаются. Инвестировать в период изменений – это рискованная игра, и в нее играют ограниченное количество людей. Такие серийные предприниматели, которых в России по пальцам перебрать.

– А можете перебрать?

– Тиньков (Олег Тиньков, глава банка «Тинькофф. Кредитные системы»), Тарико (Рустам Тарико, владелец холдинга «Русский стандарт»), Карачинский (президент системного интегратора IBS), владельцы больших заводов: Попов Миша (глава мясокомбината «Останкино»), Сергей Михайлов – директор «Черкизово». SPLAT – Женя Демин. У Касперского (гендиректора одноименной компании Евгения Касперского) бизнес скорее больше международный.

– Конкретно они инвестируют?

– Нет, и я не инвестирую особенно. Мы все часть большой игры, которая называется «экономика России». Мы одинаково смотрим на ситуацию, одинаково работаем с банками, одинаково видим для себя какие-то возможности и риски. Сейчас очень сложно инвестировать. Хотя я по сей день веду проект по теплицам и рассматриваю возможность инвестировать в теплицы, потому что знаю, что на рынке ниша освободилась. Но очень сложно получить финансирование от банков. Даже от Россельхозбанка, Сбербанка. У них требования существенно возросли. А доходы, например, у меня в этом году существенно упали.

– В этом году срывы контактов нанесли вам какой-то ущерб в связи с санкциями?

– Да, конечно. Я вынужден был рассчитываться по ним, а мы не могли мясо ввезти. У нас доходы упали в ноль, у многих коллег и ниже нуля. Потому что мы не в состоянии так взвинчивать цены, как это делали уважаемые поставщики мяса. Потому что цена галопировала по 20% в месяц, понимаете?

– Вы еще весной, кажется, говорили, что основная опасность войны санкций – это проблемы с фондированием компаний.

– Да. С тех пор как я это сказал, некоторые банки – ВТБ, Сбербанк – попали напрямую под санкции. Это существенно ограничивает не только их возможности, но и наши, поэтому мы, конечно, заинтересованы, чтобы санкции с банков были сняты.

– Либо в том, чтобы государство помогло им?

– Нет, я не считаю, что государство должно помогать им. Я думаю, что просто хватит у всех ума и ситуация будет медленно разрешаться. Мне кажется, что пик пройден.

– Но вы же сами говорите: санкции кому-то выгодны.

– Они выгодны дельцам. Но я-то говорю сейчас о политике. Политически конфликт локализован. Да, будут какие-то экономические проблемы, но политически, мне кажется, кризис миновал.

– Конкретно для вас ставки по кредитам в этом году выросли?

– Они выросли для всех – на 2–4 процентных пункта. Вместе с тем правительство придумало несколько программ по импортозамещению, увеличили субсидии по сельскому хозяйству. Мы, кстати, предложили Дворковичу еще один из вариантов, который он тоже принял, – подходить более избирательно к выдаче кредитов. Коли есть ограничение в деньгах, надо делать более селективную программу для тех, кто может и умеет что-то делать. Потому что начинающим в это время делать нечего.